В 1950 году мой тесть, раввин Моше Гринберг, благословенной памяти, жил в Советском Союзе, в Украине, в городе Черновцы. Вместе со многими хасидами Хабада он решил попытаться бежать из страны, нелегально перейдя границу. В пятидесятые годы Советский Союз представлял собой одну большую тюрьму. Никто не мог покинуть страну ни при каких обстоятельствах, а жить в ней для религиозного еврея было почти невыполнимой задачей. Коммунисты провозгласили лозунг «Кто не работает, тот не ест». Рабочая неделя в СССР состояла из шести дней. Днем отдыха было воскресенье. Следовательно, в Субботу все должны были работать. Если кто-то не приходил на работу, то его могли уволить за прогулы. Оставшись без работы, человек не только лишался средств к существованию, но и автоматически попадал в разряд тунеядцев. Считалось, что трудоспособный человек «уклоняется от общественно полезного труда», ведет «антиобщественный паразитический образ жизни», за что его привлекали к уголовной ответственности.
Любая религиозная деятельность была запрещена. Не было синагог, общественных молитв. Обряд обрезания был под запретом. Моѓель, которого поймали на месте «преступления», сразу же отправлялся в тюрьму. Запрещено было печатать религиозные книги, и поэтому не было откуда взять Сидуры, книги Торы. Невозможно было достать талесы и тфилин. Вдобавок ко всему этому, согласно Закону об обязательном среднем образовании, ученики должны были посещать школу шесть дней в неделю, включая Субботу и еврейские праздники, если они выпадали на будние дни. Короче говоря, у религиозных евреев не было надежды на будущее в СССР, поэтому хасиды Хабада старались любым путем бежать из этой страны.
Мой тесть, в то время молодой человек двадцати лет, вместе с двумя друзьями и учителем нашел человека, который взялся за деньги переправить их через румынскую границу, откуда они смогли бы перебраться в любую свободную страну. Они доверяли ему и согласились пойти с ним. Они доехали на машине к приграничной зоне, оттуда шли пешком всю ночь и пересекли границу. Но удача отвернулась от них: они были пойманы румынской полицией и переданы советским пограничникам, которые немедленно арестовали их. Началось следствие, главной целью которого было выяснить всех участников и организаторов преступления. Органы пытались привлечь к этому делу как можно больше людей. Моше решил в душе, что никого не будет выдавать. Независимо от того, что придется перенести ему самому, из его рта не вылетит ни звука.
Он рассказывал мне потом, что в кабинете для допросов был установлен длинный и узкий стол, за которым с одного конца сидел следователь, а с другого — допрашиваемый. В комнате было темно, и только на лицо заключенного был направлен свет мощной лампы. Следователь, сидящий в темноте, зачитывал имена хасидов, а р. Моше должен был отвечать, знает он их или нет. Все было рассчитано на то, что, услышав в длинном списке людей знакомое имя, человек естественно машинально отреагирует мимикой — выражение его лица изменится. Мой тесть рассказывал мне, что он никогда не слушал имена, вместо этого он повторял в уме на память главы из книги «Тания», отвечая каждый раз: «Не знаю». Следователь начинал кричать на него: «Ты не слушаешь!» — и бил его. Но он продолжал стоять на своем, утверждая, что он слушает, но никого не знает…
Сегодня весь мир борется за права заключенных, против пыток на допросах, и во многих странах уже приняты законы, требующие гуманного отношения к узникам. А в те времена в советской тюрьме, если заключенный не отвечал на вопросы, следователь жестоко избивал его, пока он не начнет говорить. Заключенные, которые были с р. Моше в одной камере, рассказывали, что ночью его уводили на допрос, а под утро истекающим кровью возвращали в камеру. Однажды ему устроили очную ставку с р. Ошером Сасонкиным, одним из тех, кто помогал организовать побег. Моего тестя спросили: «Помогал ли вам этот человек?» Реб Ошер закричал ему: «Скажи, что я помогал тебе. Я уже признал свою вину!» Тогда ему пришлось сказать, что он знает этого человека. Когда мой тесть вернулся в свою камеру, он рассказал обо всем случившемся своему учителю, р. Моше-Хаиму Дубровскому. «Он просто сошел с ума. У него жена и ребенок, а он признался и теперь много лет проведет в тюрьме, — сказал р. Моше-Хаим. — При случае попытайся это исправить». На следующем допросе следователь снова читал ему имена, но на этот раз р. Моше изменил свой обычный ответ. На каждое услышанное им имя, он говорил: «Знаю». А когда следователь потерял терпение и спросил: «Что ты всех их знаешь?» Он ответил: «Да, так же, как я знаю Ошера Сасонкина». Следователь, решив, что он издевается над ним, разозлился и со всей силы ударил его так, что тот упал, потеряв сознание. Но ему все равно пришлось удалить из протокола следствия запись о том, что мой тесть знал Сасонкина.
После долгих месяцев следствия р. Моше предстал перед судом. У него не было ни адвоката, который мог защитить его, ни друзей и родственников, которые поддержали бы его в зале суда. В материалах дела, которое хранится у нас в семье, судья написал, что он предал родину и заслуживает смертной казни. Однако «милосердный» Сталин недавно отменил смертную казнь в Советском Союзе, и поэтому судья написал, что он был «вынужден» дать ему «всего лишь» двадцать пять лет каторги в Сибири!
Р. Моше приехал в сибирский лагерь с решением, что независимо ни от чего не собирается работать в Субботу. Заключенный, который не выходил на работу, получал наказание в виде пяти дней пребывания в карцере. Это было очень маленькое и совершенно пустое помещение с бетонным полом. Каждый заключенный получал шестьсот граммов хлеба в день, а в карцере давали только триста граммов. Зимой нахождение в карцере было похоже на пребывание в морозильной камере. Так что каждую неделю моего тестя доставляли в карцер в Субботу утром, и он сидел там до вечера среды. Затем он возвращался в общий барак и шел работать в четверг и в пятницу. А в Субботу утром повторялась та же история. Он был настолько истощен, что казалось, будто можно видеть, как пища попадает к нему в желудок. Конечно, он заболел и был доставлен в лагерный лазарет, где врач-еврейка сжалилась над ним и спасла ему жизнь. После этого в дело вмешались лагерные «авторитеты», которые сказали ему выходить на работу по субботам, а они позаботятся о том, чтобы никто не заставил его на самом деле работать. С тех пор каждую субботу он приходил на место работы и начинал быстро ходить из стороны в сторону. А если кто-то спрашивал его, почему он не работает, р. Моше отвечал, что его послали принести инструменты с другого конца лагеря. Он рассказывал мне, что постоянно шептал себе слово «Шабос», чтобы не забывать, какой сегодня день.
Когда мы однажды спросили его, почему он так себя вел, подвергая свою жизнь опасности, то он ответил: «Я думал, что тот, кто приговорен к двадцати пяти годам лагерей, все равно не выйдет живым оттуда. Его могут застрелить охранники, убить заключенные или он просто умрет от голода и тяжелого труда. Так что, если ему не суждено выйти оттуда живым, то, по крайней мере, он доживет свой век как гордый еврей…»
Мой тесть провел в лагере шесть с половиной лет. После смерти Сталина всех политических заключенных освободили, среди них был и рав Моше Гринберг.
В самом начале нашей сегодняшней недельной главы «Воэсханан» мы читаем о том, что Моше умоляет Всевышнего позволить ему войти в Землю Израиля: «Дай мне перейти и увидеть эту добрую землю, что за Иорданом» (Дворим, 3: 25). Все мы помним, за что был наказан Моше. Он ударил по скале, чтобы извлечь воду для сынов Израиля, тогда как ему было приказано только говорить с ней. И Всевышний наказал его тем, что он не войдет в Землю Израиля. Интересно, что, комментируя слова Моше «И молил я о милости» (там же, стих 23), Раши говорит: «[Слово «молить»] означает безвозмездный дар. И хотя праведные могут связывать воздаяние со своими добрыми делами, они просят у Вездесущего только безвозмездного дара». Моля Всевышнего об отмене наказания, Моше-рабейну не напоминал о своих заслугах, о том, что он самоотверженно руководил народом Израиля в течение сорока лет и заслуживает вознаграждения. Моше умолял и просил о подарке. Ему даже не приходила в голову мысль о том, что Творец должен отплатить ему за его многолетнюю тяжелую работу.
Отказываясь работать в Субботу в лагере или решая не выдавать следствию своих друзей, мой тесть, р. Моше Гринберг делал это не потому, что рассчитывал на вознаграждение от Всевышнего, который совершит для него чудо, освободив его из тюрьмы. Напротив, р. Моше думал, что никогда не выйдет оттуда живым. Он делал это потому, что так было правильно — делать все без каких-либо расчетов и ожиданий. Его отношения с Б гом не строились по принципу «ты — мне, я — тебе». Они были похожи на отношения между родителями и детьми. Ведь родители растят и заботятся о своем ребенке не для того, чтобы он ухаживал за ними, когда они состарятся. Они делают это, потому что любят его, и, отдавая ему все, что у них есть, получают самое большое удовольствие. Сам факт того, что он соблюдает заповеди, приносил моему тестю наибольшее удовольствие. Никогда ему не пришло в голову, что он должен быть вознагражден за это.
Таким образом, наша задача состоит в том, чтобы выполнить предназначенное нам Всевышним, и делать это безвозмездно, а не в расчете на награду. Как сказано в Мишне: «Антигнос из Сохо принял Тору от Шимона-праведника. Он часто повторял: «Служите Всевышнему не как те рабы, которые угождают хозяину в надежде на подарок, а как те рабы, которые работают на него бескорыстно, и пусть осенит вас истина, пробудив в ваших сердцах трепет пред Небесами!» («Пиркей овойс», 1: 3). А Любавичский Ребе всегда подчеркивал: Всевышний не останется в долгу!