В ближайшую субботу мы будем благословлять месяц нисан. В этот особенный день евреи поднимаются с первыми лучами солнца, чтобы еще до утренней молитвы прочесть всю книгу Псалмов, а во время молитвы мы благословим наступающий месяц нисан, который начнется в следующее воскресенье. Сейчас наступает идеальное время для подготовки к Песаху: пора начинать очищать дом от хамца, закупать мацу, мясо и рыбу для праздничного стола, продумывать, где мы проведем Седер, и, конечно же, изучать законы праздника, особенно в этом году, когда Песах наступит сразу после исхода субботы, что связано с особыми ритуальными предписаниями. Что касается меня, я планирую в ближайшие недели написать ряд статей о Песахе, чтобы напомнить всем нам о приближающемся празднике и помочь погрузиться в его неповторимую атмосферу.
Ани ла-доди ва-доди ли («Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне») — этот прекрасный стих знаком каждому. Его печатают на свадебных приглашениях, гравируют на обручальных кольцах — это истинное выражение любви. Цитата эта взята из книги «Шир ѓа-Ширим» («Песнь Песней»).
Во многих общинах существует традиция читать «Шир ѓа-Ширим» в ночь Седера, особенно во вторую ночь. Некоторые читают её в субботу холь ѓа-моэд Песах. Многие другие еврейские общины придерживаются этой практики, хотя это не является обычаем Хабада, как указано в книге «Сефер ха-Сихот» 5750 г, стр. 664.
В Танахе содержится пять свитков (мегилот), каждый из которых связан с определённым праздником. Самая известная — «Мегилат Эстер», которую мы публично читаем в Пурим. «Мегилат Эйха» (Плач Йермияѓу) звучит в скорбный день Девятого ава. «Мегилат Рут» во многих общинах принято читать в Шавуот. «Коѓэлет» (Екклесиаст) связан с праздником Суккот. А «Шир ѓа-Ширим» (Песнь Песней) читают в Песах.
Эта удивительная книга написана в форме истории любви между супругами. И, начиная с эпохи становления Устной Торы, то есть с самого начала периода Второго Храма, среди мудрецов Израиля велись горячие споры: следует ли включать этот текст в корпус священных писаний?
Многим мудрецам «Песнь Песней» не казалась произведением, достойным быть частью Танаха. В трактате «Санѓедрин» (104-б) рассказывается, что члены Великого собрания полагали, будто царь Шломо, упаси Г-сподь, отошёл от пути своих отцов, и, возможно, именно в этот период создал данную книгу. В «Авот де-рабби Натан» (1:1) в комментарии к мишне «Будьте осмотрительны в суде» говорится: «Первоначально считалось, что книги «Мишлей» («Притчи»), «Шир ѓа-Ширим» («Песнь Песней») и «Коѓелет» («Екклесиаст») должны быть сокрыты, потому что их воспринимали как обычные притчи, а не как часть Священного Писания. И даже хотели скрыть их, пока не явились мудрецы Великого собрания и не раскрыли их истинный смысл». То есть сначала эти тексты воспринимались как обычная литература, не имеющая отношения к Торе, но после тщательного изучения в них обнаружилась глубина, достойная включения в Танах.
Дискуссия продолжалась вплоть до разрушения Второго Храма, пока рабби Акива не установил окончательно: «Весь мир не стоит того дня, когда Израилю была дарована «Песнь Песней», ибо все Писания святы, а «Песнь Песней» — Святая Святых» (Мишна, трактат «Ядаим», глава 3). Рабби Акива открыл, что «Песнь Песней» повествует не о плотской любви между мужчиной и женщиной, а представляет собой глубочайшую аллегорию связи между Всевышним и народом Израиля.
Часто отношения между еврейским народом и Творцом сравнивают с отношениями между сыном и отцом, иногда — между верным слугой и царём («Отец наш, Царь наш»). В «Песни Песней» же эта связь уподобляется союзу любящих супругов.
Свиток «Песни Песней» изображает томление влюблённых и их взаимное притяжение. Они ищут друг друга, грезят друг о друге, и вот наступает момент, когда у них появляется возможность встретиться: «Я сплю, но сердце моё бодрствует; вот, голос моего возлюбленного, который стучится: “Отвори мне…”» (глава 5, стих 2). Возлюбленный приходит и стучит в дверь, он наконец-то здесь и просит, даже умоляет, впустить его.
Но суламитянка отвечает: «Я сняла свои одежды — как же мне одеться вновь? Я омыла ноги — как же мне запачкать их?» Она медлит, не желая подниматься, чтобы открыть дверь. А возлюбленный не отступает: «Мой милый протянул руку свою через отверстие» (в прежние времена замки имели крупное отверстие, куда вставлялся ключ. Возлюбленный пытается просунуть руку через замочную скважину, чтобы отпереть дверь). Наконец, суламитянка встаёт: «Я поднялась, чтобы открыть возлюбленному моему». Но — увы! — было уже слишком поздно: «А возлюбленный мой повернулся и ушёл. Душа моя рвалась к нему, когда он говорил. Я искала его и не находила; звала его — он не отзывался». Это великое упущение — открыть дверь лишь на мгновение позже, чем следовало.
Вся книга движется к моменту, когда поиски завершатся и влюблённые соединятся, но повествование обрывается на полпути: «Беги, возлюбленный мой... по горам благовоний». Обычно любая история завершается счастливым финалом — свадьбой и долгой счастливой жизнью. Но здесь рассказ остаётся незавершённым. Почему?
У хасидов всегда была глубокая привязанность к Ребе. Как человек, который жил вдали от Ребе, я помню нашу бесконечную тоску по встрече с ним. Хасиды постоянно мечтали о возможности увидеть Ребе; дни и ночи мы грезили о поездке к нему. Когда же нам, наконец, удавалось приехать, наша радость не знала границ — мы не упускали ни единой возможности быть рядом с Ребе. Каждая молитва, каждый выход Ребе к публике становился драгоценным моментом, который мы использовали, чтобы видеть его.
И тут мы с удивлением замечали, что жители Бруклина, те счастливчики, которые родились и выросли в районе, где жил Ребе, вели себя совершенно спокойно. Они не стремились использовать любую возможность увидеть Ребе, не спешили на каждую молитву, сохраняя удивительное хладнокровие. Мы недоумевали: как могут люди, живущие так близко, не ценить каждую минуту возможного общения с Ребе? Хасиды объясняли это известной поговоркой: «Вокруг моря всегда сухо». Парадоксально, но песок на берегу моря часто оказывается горячим и сухим, хотя, казалось бы, именно там он должен быть влажным.
Эта метафора говорит о том, что именно находящиеся в непосредственной близости к «морю» — к Ребе — часто остаются «сухими», не испытывая ни воодушевления, ни томления. Почему? Потому что желанное находится в пределах их досягаемости. Такова человеческая природа — мы тоскуем лишь по тому, чего лишены: «Издалека явился мне Г-сподь».
Возможно, именно поэтому «Песнь Песней» заканчивается так неожиданно. В отношениях между народом Израиля и Всевышним никогда не бывает окончательного сближения, ибо Создатель желает, чтобы наша любовь всегда пылала «пламенем огня». А огонь горит лишь тогда, когда мы испытываем томление по Всевышнему. В тот момент, когда цель достигнута, мы теряем это жгучее стремление, эту любовь, горящую подобно огню. Вся суть еврейского служения Богу заключается в поиске, усилии и томлении по единению с Творцом: «Жаждет Тебя душа моя…»