Вот и подошла к концу неделя празднования Песаха, наполненная святостью и радостью, совместными трапезами, молитвами и многочисленными праздничными обычаями(миноѓим). В эту субботу мы будем читать недельный раздел Торы «Шмини» и прежде чем углубиться в ту тему главы, которую я хотел бы выделить особо, позвольте поделиться с вами удивительной историей.
Недавно у меня состоялся разговор с гостем, прибывшим в Одессу из Израиля специально для того, чтобы отпраздновать Песах именно здесь, вдали от своего дома. В первые праздничные дни мне не удалось найти время для беседы с ним, но во время холь ѓа-моэд он посетил синагогу, и в промежутке между молитвами «Минха» и «Маарив» поделился со мной своей историей. Разумеется, я публикую наш разговор с его согласия:
– Я сидел на деревянной скамейке одесской набережной, вглядываясь в бескрайние просторы Черного моря. Волны, разбивающиеся о берег, невольно напомнили мне пляж Зиким и моих солдат, лежащих на песке в редкие минуты затишья и пытающихся поймать хотя бы мгновение покоя. Более 220 дней в полевых условиях с того черного субботнего утра, перевернувшего наши жизни.
– Знаете, я вовсе не планировал оказаться здесь, – произнес он тихим, слегка надломленным голосом. – Но я просто не мог оставаться там, только не в этот Песах.
– Меня зовут Юваль, я командир резервистов. Мне 41 год, у меня двое детей. Седьмого октября я был дома с семьей, когда пришел приказ о мобилизации. Просматривая сообщения от друзей из приграничных районов, я сразу понял – на этот раз все совершенно иначе.
– Я находился там все это время, – продолжил он свой рассказ. – С самого первого дня. Сначала на южном фронте, затем на северном, потом снова на юге. Бессонные ночи, дни без элементарных удобств. Армейские пайки, вкус которых перестал различать. Знаете, мне кажется, что солнце в Одессе садится как-то по-особенному медленно, не так, как у границы с Газой. Здесь оно окрашивает небо в насыщенные оранжево-красные тона – совсем не похоже на закаты в южном Израиле во время военных действий.
– Две недели назад меня наконец демобилизовали. Я вернулся в родной дом, к детям, к жене. Физически я присутствовал там, но душевно – нет. Мое сознание осталось где-то на границе, с моими бойцами, с ранеными, с теми, кто уже никогда не вернется домой.
Его взгляд на мгновение затуманился, прежде чем он продолжил:
– Когда начал приближаться Песах, мы пытались подготовиться к празднику как обычно. Дом был тщательно убран, маца куплена. Мама позвонила с традиционным вопросом – придем ли мы на семейный седер, как всегда.
– Но я просто не смог, – признался он с болью в голосе. – Доносящиеся с юга звуки взрывов, непрекращающиеся сирены воздушной тревоги, бесконечные сообщения от товарищей, все еще находящихся на передовой… Как я мог сидеть за праздничным столом и радоваться, зная, что они все ещё там? Как я мог праздновать обретение свободы, когда столько семей лишились своих родных и близких?
Он сделал глубокий вдох, прежде чем продолжить:
– Вот почему я прилетел в Одессу. У меня здесь нет ни дальних родственников, ни знакомых евреев. Я просто знал, что в городе действует Хабад, и был уверен, что они пригласят меня на один из своих общественных седеров. Так и случилось – меня тепло приняли в еврейской общине.
– Странное чувство, – размышлял он. – С одной стороны, была мысль, что я словно убегаю от реальности. Но с другой – именно здесь, вдали от всего привычного, я надеялся заново соприкоснуться с ритуалами, с подлинным смыслом Песаха. Свобода… Возможно, здесь я найду хотя бы немного покоя для измученной души.
В завершение нашего разговора он поделился: «И вот настал праздник, я пришел на седер. Конечно, это был не тот седер, который я мог бы представить, и не в том месте, где я ожидал оказаться. Но среди незнакомых людей, ставших на один вечер настоящей семьей, я, кажется, начал вновь ощущать что-то помимо боли и страха, ставших частью моего существа за эти месяцы. Я всем сердцем верю и надеюсь, что в следующем году окажусь в восстановленном Иерусалиме» .
Выслушав его исповедь, я задумался – на чем действительно следует сосредоточить внимание каждому человеку в этой жизни? На трудностях и испытаниях? На боли и страданиях? Или все-таки на светлых моментах, которые дарят надежду и радость? – и предложил моему гостю изучить вместе одно примечательное место из Талмуда, где в трактате «Ктубот» (лист 17-а) можно найти мудрый ответ на этот непростой вопрос.
«Учили наши мудрецы: погребальная процессия уступает дорогу невесте».
В эпоху Талмуда существовал обычай: родственники и друзья собирались в доме невесты, откуда с музыкой и песнями сопровождали её в дом жениха для проведения свадебного торжества. Барайта (дополнительное постановление мудрецов, не записанное непосредственно в основной корпус Талмуда) рассматривает случай, когда по узкой дороге навстречу свадебной процессии движется похоронная. Дорога слишком тесна для обеих процессий, и возникает вопрос: кто кому должен уступить путь?
«Погребальная процессия уступает дорогу невесте», – гласит барайта. Похоронная процессия должна освободить путь для невесты. Таким образом, радостное и жизнеутверждающее признается более важным и необходимым.
Завершая наш разговор, я сказал ему: «Ты должен, просто обязан подняться над тяжелыми испытаниями и разглядеть истинную красоту и добро, которые непременно есть в твоей жизни. Ты всегда желанный гость в Одессе, но не потому, что не способен найти свет и красоту в Израиле...»
Источник такого поведения мы находим в нынешней недельной главе. Глава «Шмини» вначале рассказывает об освящении Мишкана (Скинии). После того, как в течение долгих недель народ Израиля строил Мишкан, наконец-то настал великий день, первый день месяца нисан. До этого каждое утро в течение семи дней Моше возводил Мишкан, приносил жертвы, а вечером разбирал его. Он делал это, чтобы научить коѓенов и левитов служению в Мишкане. И тогда настал восьмой день, в тот день Аѓарон принес жертвы, и в конце концов огонь сошел с неба на жертвенник, и это было доказательством того, что «Шхина (Б-жественное присутствие) сошла к Израилю». И рассказывает Тора: «И увидел весь народ, и возликовал, и пал на лицо свое». Все радовались и пели хвалебные песни о том, что Шхина пребывает в Израиле.
Но потом произошло нечто ужасное – два сына Аѓарона, Надав и Авиѓу, которые должны были быть лидерами следующего поколения, теми, кто должны были занять место Моше и Аѓарона, от избытка воодушевления вошли без разрешения в Мишкан и воскурили благовония перед Г-сподом, и тогда «и умерли перед Г-сподом», то есть умерли внутри Мишкана.
Сразу после этого сказано, что Моше позвал двух своих двоюродных братьев, Мишаэля и Эльцафана, и велел им «возьмите братьев ваших от лица святилища за пределы стана» (Шмини 10:4). Ребе в своей беседе (см. «Ликутей сихот», т. 17, стр. 102) замечает, что этот стих кажется излишним. Почему Тора должна рассказывать нам, что Моше велел вынести Надава и Авиѓу из святилища? Это ведь само собой разумеется – если, не дай Б-г, человек умирает, его несут и хоронят. Тора упоминает только те детали, в которых есть новизна и урок, и если так, то почему нам важно знать, что их вынесли, и уточняют, кто их вынес? Поэтому Раши в своем комментарии говорит нам, что здесь есть очень важный урок: «как человек, говорящий своему товарищу: убери мертвого от лица невесты, чтобы не смешивать радость», то есть Моше велел своим двоюродным братьям-левитам вынести сыновей Аѓарона из Мишкана, чтобы не испортить радость невесты.
А кто же та невеста, о чьей радости Моше так беспокоился и заботился, чтобы не испортить? Ответ – народ Израиля, это мы учим в книге «Бемидбар», где Тора рассказывает «И было в день, когда закончил (калот) Моше возводить Мишкан». Говорит Раши, что причина, по которой Тора выбрала слово «калот» - «написано «калот», в день возведения Мишкана Израиль был как невеста (кала), входящая под хупу» (Насо 7:1). И поэтому в нашей главе Моше велел левитам вынести из святилища сыновей Аѓарона, которые умерли, чтобы не помешать радости «невесты» – народа Израиля – в день освящения Мишкана.
Но, секундочку… что-то здесь не складывается. За десять месяцев до возведения Мишкана, в первый праздник Шавуот в пустыне, сразу после выхода из Египта было Дарование Торы и там мудрецы тоже сравнивают Дарование Торы со свадьбой Кнессет Исраэль (общины Израиля) и Всевышнего. В книге «Шмот», в главе о Даровании Торы, Раши комментирует стих «И вывел Моше народ навстречу Б-гу» (Итро 19:17) так: «Это учит, что Шхина вышла навстречу им, как жених выходит навстречу невесте». И если так, то возникает вопрос: когда же была свадьба общины Израиля со Всевышним – при Даровании Торы или при освящении Мишкана?!
Каждый, кто когда-либо присутствовал на хупе, видел, что эта церемония является сочетанием двух этапов: кидушин и нисуин. Вначале раввин благословляет на бокал вина «бойрэ при ѓа-гофен» и произносит благословение обручения (оба они называются «благословения обручения»), а затем жених освящает невесту кольцом перед двумя свидетелями. Это и есть кидушин (обручение) – жених дает невесте кольцо, и этим она освящается для него (на иврите слово «освящается», мекудешет, имеет тот же корень и слово «отделение», то есть она отделяется от остальных людей, присоединяясь к мужу), становится замужней женщиной(эшет иш), и теперь, если один из пары передумает, им потребуется разводное письмо(гет).
А затем приходит вторая часть, которая называется нисуин (брак) – читают ктубу (брачный контракт), и затем снова благословляют «бойрэ при ѓа-гофен» на бокал вина и произносят еще шесть благословений, которые называются «благословения брака». После этого пара начинает жить вместе, потому что они женаты друг на друге.
Во времена Талмуда молодая пара совершала кидушин, при котором жених освящал невесту кольцом, и это называлось эйрусин (обручение), а примерно через год, когда они были готовы в финансовом отношении жить вместе, они совершали нисуин. Жених писал ей ктубу, и затем пару ставили под хупу и благословляли семью благословениями над чашей вина. Однако в средние века, из-за увеличения числа случаев, когда женихи исчезали в период между эйрусин и нисуин, оставляя женщин соломенными вдовами (агунот), стали проводить кидушин и нисуин одновременно. Но чтобы сделать перерыв между кидушин и нисуин, читают ктубу.
И это то, что произошло в пустыне. При Даровании Торы Всевышний освятил Свой народ Израиль и дал ему ктубу, которой были скрижали Завета, как сказано: «И дал Моше, когда закончил (ке-калато)… две Скрижали свидетельства» (Ки тиса 31:18). Раши подчеркивает, что слово «ке-калато» происходит от слова «кала» (невеста). А «нисуин», большая свадьба, состоялась при освящении Мишкана, когда освятили дом для «молодой пары» – Всевышнего и общины Израиля, и поэтому именно там Раши использует выражение «как невеста, входящая под хупу».
В ближайшую субботу мы будем читать о браке Всевышнего и народа Израиля, который, как сказано, произошел в день освящения Мишкана. Все вы приглашены отпраздновать это событие, и как принято, что в день брака муж чувствует себя обязанным дать подарок своей жене, то, конечно, в день, когда мы читаем о нашем браке, Всевышний, «жених», даст «невесте» – каждому и каждой из Израиля подарок из Своей полной, открытой, изобильной и широкой руки.