В 1921 году, спустя всего лишь четыре года после того, как англичане отбили у Османской империи Палестину, на Святую землю прибыл британский министр по делам колоний Уинстон Черчилль. В Тель-Авиве, который в тот момент был пригородом Яффо, к приезду влиятельного политика готовились особенно тщательно. Тель-Авив уже давно добивался статуса отдельного города, желая получить независимость от недружелюбных властей арабского Яффо. На Черчилля возлагали большие надежды, ожидая, что министр убедится в необходимости независимого статуса для первого еврейского города, развивающегося на европейский манер по заранее продуманному плану. Накануне жители по мере сил украшали дома флагами, цветами и даже коврами, которые расстилали прямо на пороге. Комитет жителей — прообраз будущей мэрии — на последнем перед прибытием министра собрании решил, что для полного совершенства абсолютно необходима зеленая аллея по ходу следования высоких гостей от здания городского комитета управления до дома его председателя, Меира Дизенгофа. Проблема была лишь в том, что времени на высаживание деревьев уже не оставалось. Тогда было найдено довольно оригинальное решение. На восток от Яффо, к югу от дороги на Иерусалим, расположилась основанная еще в конце XIX века сельскохозяйственная школа «Микве-Исраэль», вокруг которой уже разрослись тенистые рощи сосен и кипарисов. Ночью специальная бригада прибыла в «Микве-Исраэль», срубила нужное количество деревьев и увезла их в Тель-Авив. В соответствии с планом обрубленные деревья просто вкопали в песок — настолько глубоко, насколько позволяла нижняя часть ствола, очищенная от веток. Получилось вполне приемлемо.
Наутро множество жителей собрались на улицах в ожидании гостей. Наконец подъехал автомобиль с министром. Вместе с Черчиллем прибыли со своими супругами верховный комиссар Палестины Герберт Сэмюэл и главный филантроп и покровитель еврейского поселенческого движения в Палестине барон Эдмон де Ротшильд. Оркестр гимназистов грянул марш. Возбужденная толпа потянулась в сторону процессии. Кто-то прислонился к стоящему на аллее дереву. Кто-то поднажал сзади… С шумом и грохотом одно за другим посыпались к ногам гостей свежевкопанные деревья, обнажая обрубленные снизу стволы. Процессия остановилась. Аристократ Ротшильд и опытный политик Сэмюэл замерли, не зная, как себя повести. Лицо Дизенгофа залил яркий румянец стыда. Лишь находчивый Черчилль громко и искренне засмеялся, разряжая неловкую ситуацию, и негромко сказал смущенному будущему первому мэру Тель-Авива: «Ах, мистер Дизенгоф! Запомните, без корней здесь ничего не вырастет, ничего!..»
В нашей сегодняшней недельной главе «Бешалах» рассказывается о первой террористической атаке на еврейский народ. Сыны Израиля только что покинули Египет, едва успели сориентироваться и организовать свою повседневную жизнь, как «И пришел Амолек, и воевал с Исраэлем в Рефидиме» (Шмойс, 17: 8). Через пять недель после выхода из Египта, еще до получения Торы, евреи уже были втянуты в войну. До этого события, в течение всей истории Исхода из Египта сынов Израиля не просили вмешиваться в войну, которую вел Сам Всевышний, как сказано: «Г‑сподь ведет войну за них с Египтом» (Шмойс, 14: 25). В войне же против Амолека народ Израиля впервые должен был сам воевать.
Моше приказал Йеѓошуа: «Выбери нам мужей и выйди, сразись с Амолеком. Завтра я стану на вершине холма, и посох Б‑жий — в моей руке». И сделал Йеѓошуа, как сказал ему Моше, чтобы сразиться с Амолеком. А Моше, Аѓарон и Хур взошли на вершину холма. И было, когда поднятою держал Моше свою руку, одолевал Израиль; а когда опускал свою руку, одолевал Амолек» (Шмойс, 17: 9–11). Но тут Тора говорит о возникшей проблеме: «И руки Моше отяжелели…» (там же, стих 12). У Моше не хватало сил постоянно держать руки поднятыми вверх так же, как коѓены держат свои руки во время благословения коѓенов. «…и тогда взяли они камень и положили под него, и Моше сел на него, — продолжает Тора далее в том же стихе. — А Аѓарон и Хур поддерживали руки его, один с одной стороны, а другой с другой; и были руки его символом веры до захода солнца».
Однако у Раши возникли некоторые трудности при комментировании этого стиха. Как может быть такое, что руки Моше отяжелели? Разве он не тот, кто вывел народ Израиля из Египта, поднял посох Б‑га и рассек море? И вдруг в такой ответственный момент силы покидают его?! И Раши резко критикует Моше: «Потому что он не проявил должного рвения в исполнении заповеди о ведении войны с Амолеком и назначил другого вместо себя, руки его отяжелели».
Любавичский Ребе отмечает, что это замечание Раши не совсем понятно. Ведь Моше, послав Йеѓошуа на войну, сам не отправился домой спать. Он решил молитвой внести свой вклад в военные действия. Книга «Зоѓар» добавляет, что Моше с таким же рвением возносил молитвы Небесам, с каким Йеѓошуа воевал на земле. Совершенно ясно, что молитва такого пророка, как Моше, была более полезна, чем молитва Йеѓошуа или кого-либо другого. Почему же он получит наказание за то, что избрал помогать в войне молитвой?! Но Ребе говорит замечательную вещь: «Когда положение таково, что бьют евреев, надо немедленно выйти и помочь сынам Израиля, сражаясь буквально своими руками… и это не время для молитв».
Встает вопрос и о том, чего на самом деле хотел Амолек. В конце концов, он тоже знал, что народ Израиля вышел из Египта сверхъестественным путем, и ему не удастся победить. Так почему же он все-таки напал на евреев?! Наши мудрецы объясняют: после Исхода евреев из Египта весь мир дрожал от великих чудес, сотворенных Всевышним для сынов Израиля, как сказано: «Услышали народы и содрогаются… напал на них ужас и страх…» (Шмойс, 15: 15–16). Весь мир застыл в восхищении и преклонении перед избранным народом. Амолек не мог этого вынести и хотел доказать, что можно бороться с народом Израиля, что им нечего было восхищаться. Он хотел охладить энтузиазм мира, уничтожить восхищение, вызванное чудесами, которые сотворил Б‑г для евреев. Он знал, что не победит их, но хотел развеять «ореол неприкосновенности», который возник вокруг народа Израиля, благодаря особой защите Сверху.
В учении хасидизма принято: говоря «помни, что сделал тебе Амолек», мы не концентрируемся на физическом враге, потому что мы не знаем сегодня, кто такой Амолек, но обращаем внимание на то, что он символизирует. Амолек — это тот, кто «охлаждает» нас, отдаляет от исполнения заповедей. Еврей вдохновляется каким-то чудом, которое он переживает, чувствует, что это была рука Б‑га, и хочет поблагодарить Всемогущего. Он хочет в знак благодарности исполнить особую мицву. А затем его злое начало или кто-то из друзей говорят ему: «Что ты так восхищаешься?! Это просто случайность! Успокойся!..» Возникает вопрос, как мы должны бороться с «духовным Амолеком» внутри нас, который всегда пытается охладить наш религиозный пыл? И каково «лекарство» от этого Амолека?
На следующей неделе мы будем отмечать Ту биШват, Новый год деревьев. Встает вопрос: почему мы, а не деревья, празднуем Ту биШват? Ведь это не наш, а их праздник! Ответ заключается в том, что в Торе сказано: «Быть может, дерево полевое есть человек» (Дворим, 20: 19). Тора сравнивает человека с деревом, значит, это и наш праздник. Любавичский Ребе задается вопросом: почему Тора сравнивает человека с деревом? Ведь человек гораздо больше похож на животных по всем признакам! Мы едим и пьем, как и животные. Они передвигаются с места на место, как люди, думают и — некоторые — даже немного разговаривают… Так, может быть, более подходящим будет празднование «Нового года животных»? Но Ребе говорит, что у дерева есть уникальная добродетель, которой не обладают другие, даже более высокоорганизованные, виды. Дерево всегда связано с местом, на котором выросло, всегда связано со своими корнями. Животные мобильны, меняют места обитания. Признак того, что они живут, — это способность двигаться. Однако существование растений зависит от их связи с корнями, и только так они могут расти и давать плоды. Ребе говорит, что «человек, как дерево», каждый еврей в любой ситуации, где бы он ни был, всегда связан со своими корнями, с праотцами — Авраѓамом, Ицхоком и Яаковом.
«Лекарство» от Амолека, который приходит, чтобы охладить нашу любовь к Всевышнему или остудить наше рвение в исполнении заповедей, — это «корни». Мы должны укреплять наши корни в еврейском народе. Чем глубже корни прорастают в землю, тем сильнее дерево, тем лучше оно сможет противостоять любой буре. Чем сильнее и глубже корни еврейского ребенка будут укрепляться в еврейской традиции, чем лучше он будет знать историю своей семьи, кем были его отец и дед, откуда они пришли, и какие жертвы они принесли, чтобы остаться евреями, тем больше шансов, что в жизни никакие штормовые ветра ему не страшны.