На пороге приемной цадика рабби Меира из Перемышлян появился посланник рабби Йеѓуды-Цви из Стретина. Лицо посетителя выражало сильное беспокойство, связанное с тем, что привело его сюда. Прежде чем он успел открыть рот, рабби Меир, обратившись к своему слуге, сказал: «Иди и принеси два пакета, которые я просил спрятать, чтобы потом послать больной дочери цадика рабби Йеѓуды-Цви из Стретина». Посланник, пораженный до глубины души, застыл на месте от удивления: как рабби Меир узнал о болезни дочери его ребе и о том, что именно это послужило причиной приезда к нему?!
«Тебе интересно, откуда я это знаю, да? — спросил рабби Меир, как будто читая мысли посланника. — Тогда слушай внимательно!» Между тем, слуга принес пакеты, и рабби Меир открыл их. В одном был кусочек халы, а во втором — бутылочка вина. «В святую Субботу, — продолжал цадик, — когда я произносил благословение над вином, ангел шепнул мне: «Ты делаешь Кидуш, а дочь праведника из Стретина лежит больная…» Я перелил немного вина, которое оставалось в бокале, в эту бутылочку и оставил, чтобы послать больной. На следующей трапезе ангел снова напомнил мне о болезни дочери цадика из Стретина. Тогда я взял кусочек халы и тоже отложил для больной».
Посланник был потрясен. Заметив это, рабби Меир сказал: «Тебе, конечно, интересно, какие отношения у меня с ангелами? Если да, то побудь со мной еще немного». И рабби Меир попросил, чтобы пригласили войти следующего посетителя. В комнату вошел элегантно одетый мужчина, который представился арендатором корчмы. Не дожидаясь приглашения, он с самодовольным видом взял стул и уселся.
— Что вы хотели, реб Йеѓуда? — спросил праведник у арендатора.
— Я ничего не хочу. Б‑г посылает мне все земные блага, и у меня ни в чем нет недостатка. Тем не менее, две недели назад я проснулся с сильным, ничем не объяснимым желанием приехать сюда…
Цадик посмотрел в глаза посетителя, а затем погрузился в размышления. Через минуту он встрепенулся и сказал:
— Если так, позвольте мне объяснить, почему вы пришли сюда.
Это было две недели назад. Я заснул и во сне поднялся в высшие миры. Вдруг моих ушей достигли голоса. Я остановился и услышал провозглашение приговора: «Корчмарь Йеѓуда из деревни Камараш около Ботошани лишается своего имущества!»
Богач изменился в лице, а цадик закрыл глаза и продолжал свой рассказ:
— И немедленно появился ангел Михоэль и попросил объяснений для приговора, который получил корчмарь. В ту же минуту стали собираться целые группы мужчин, женщин и детей, и все они утверждают одно: «Этот злодей заслуживает всех наказаний, которые есть на свете, так как у него каменное сердце. Никогда не позволял он беднякам переступать порог своего дома, никогда не подавал голодным кусок хлеба и ни разу не пожалел и не помог человеку в беде!»
Но тут появился пророк Элияѓу и попытался встать на защиту корчмаря. Он предложил: «Я спущусь на землю и сам испытаю этого человека. Тогда вы все увидите, что каменное сердце, о котором говорят, — это только внешняя оболочка, под которой бьется еврейское сердце, полное тепла и сострадания».
И вот, когда на дворе бушевала жестокая буря, пророк Элияѓу под видом бедняка появился на пороге вашей корчмы. Как только открылась дверь, он проскользнул в зал, дрожа от холода, присел на ближайший стул и попросил немного водки, чтобы согреться. «У тебя есть деньги, чтобы заплатить?» — спросили вы. «Нет», — ответил он дрожащим голосом. «Без денег я не наливаю!» Путник начал слезно просить сжалиться над ним и пожертвовать всего несколько капель водки, но его мольбы не были услышаны… В конце концов вы выгнали беднягу на дождь и холод!
Цадик рабби Меир из Перемышлян остановил свой рассказ и посмотрел на корчмаря, который сидел перед ним.
— Все, что я говорю, — правда?!
— Правда, — слабым голосом ответил тот.
— Увидев все это, пророк Элияѓу вернулся на Небеса, переполненный стыдом и страданием за еврея, которому полагалось потерять все его имущество, — продолжал свой рассказ рабби Меир. — В это время я решил вмешаться: «Положитесь на Меира, и я найду способ заставить корчмаря стать щедрым человеком!» Потом я пробудил в вашем сердце желание приехать сюда, при полном неведении смысла и причины этого желания…
Рабби Меир долго сверлил взглядом еврея из Камараш:
— Ну, теперь вы готовы стать гостеприимным хозяином и щедрым благотворителем? — спросил он.
Посетитель только и смог, что утвердительно кивнуть головой.
— Пригласите следующего, — велел рабби Меир своему служке.
Следующим посетителем оказался бедный талмид-хохом, у которого было несколько дочерей на выданье. «Сколько денег тебе нужно, чтобы выдать замуж дочерей?» — спросил праведник. Еврей подумал и ответил: «Около трех тысяч золотых рублей». Слова рабби Меиру больше были не нужны. Стоило ему только взглянуть на корчмаря, как тот кивнул, взял в руку перо и выписал вексель на требуемую сумму.
— Теперь ты видишь, что я ничего не говорю просто так? — сказал праведник, обращаясь к посланнику рабби Йеѓуды-Цви из Стретина. — Возвращайся к своему наставнику и передай его больной дочери этот кусочек халы и вино. С Б‑жьей помощью, она удостоится скорейшего и полного исцеления…
В недельной главе «Трумо» сынам Израиля было приказано строить передвижной Храм — Мишкан (Шмойс, 25: 8 и далее). В последующих главах рассказывается, как осуществлялось это повеление на практике. Среди еврейских мудрецов распространены три мнения о том, когда именно было получено повеление о Мишкане и когда проводился сбор пожертвований для его строительства.
По словам книги «Зоѓар», это произошло сразу же после дарования Торы, еще до греха золотого тельца.
Второе мнение высказывает Раши: заповедь о создании Мишкана была дана на Йом-Кипур, после греха золотого тельца. Комментируя стих «И дал Он Моше…» (Шмойс, 31: 18), Раши пишет «В Торе нет «раннего» и «позднего» (т. е. хронологический порядок не является определяющим). Происшедшее с золотым тельцом на много дней опередило повеление относительно Скинии, так как в семнадцатый день месяца тамуз были разбиты первые Скрижали, а в День Искупления Святой, благословен Он, простил Израилю этот грех. И на следующий день (то есть, 11 тишрей; от 17 тамуза до 11 тишрей прошло почти три месяца) начали давать приношения для Скинии, которая была возведена первого нисона. А причина заключается в том, что Всевышний хотел, чтобы «стало известно всем народам, что грех золотого тельца искуплен».
Согласно третьему мнению, представленному в книге «Зоѓар» и комментарии Рамбана, заповедь была дана Моше до греха золотого тельца, однако он передал ее сынам Израиля только после Йом-Кипура. По словам Рамбана: «Потому что простил их Б‑г, дал ему вторые Скрижали и заключил со своим народом новый завет… И возвращались они к нормальной жизни, и к любви к своей нареченной. И, зная, что Б‑жественное присутствие будет среди них, как и повелел Он с самого начала, говоря Его словами: «И устроят они Мне Святилище, и буду обитать в среде их». Поэтому приказал им Моше теперь все, что Он наказал делать сначала».
Из этих трех мнений можно сделать вывод о трех разных положениях, в которых находились сыны Израиля во время создания Мишкана. Согласно книге «Зоѓар» (заповедь о Мишкане была дана до греха золотого тельца), евреи находились на ступени праведников, так как Исход из Египта, пребывание у горы Синай и получение Торы очистили их от скверны грехов. В соответствии с мнением, что это повеление было дано после Йом-Кипура, когда Б‑г сказал Моше: «Простил Я, по слову твоему» (что и стало искуплением греха золотого тельца), можно считать, что сыны Израиля находились в положении баалей-тшува, раскаявшихся грешников. В то время как по третьему мнению, что заповедь была дана Моше до греха, но передана евреям только после Йом-Кипура, получается, что даже тогда, когда сыны Израиля находились на ступени злодеев-грешников, Б‑г не отменил Своего повеления «сделать Ему Святилище».
Талмуд (трактат «Эйрувин», 13б) говорит: «Сказал рабби Аба от имени Шмуэля: «Три года продолжался спор между школою Шамая и школою Ѓилеля. В соответствии со всеми спорами, которые были между ними в Талмуде на всевозможные темы, когда одни запрещали, а другие позволяли, одни считали чистым, а другие — нечистым, и здесь мнения двух школ разделились. Как же нужно было устанавливать закон в тех вопросах, по которым они не могли прийти к согласию? Ведь каждая школа настаивала на правильности своих толкований Закона. Но раздался Бас-Коль (Глас с Небес), который произнес: «И то, и другое мнение — слова Б‑га живого».
И с тех пор соответственно решаются все споры между мудрецами на различные темы: хотя фактически закон всегда один, но разные мнения тоже имеют право на существование, потому что «и то, и другое — слова Б‑га живого». Именно это дает нам возможность, исходя из трех мнений о том, когда было дано повеление о строительстве Скинии и начался сбор пожертвований, познать значение всех типов положений, в которых может находиться народ Израиля.
Когда еврей оказывается на высшей ступени праведника, с высоты своего положения он может подумать, что у него нет необходимости быть связанным с физическим миром, и ему позволено отрешиться от мира, и заниматься только духовными вопросами. Тора повелевает ему: «И устроят они Мне Святилище, и буду обитать в среде их» (Шмойс, 25: 8). И праведник должен брать физические предметы и создавать из них жилище для Б‑га.
Бааль-тшува может показаться, что с этим миром связаны все его трудности, поэтому ему нужно оторваться от реального мира, чтобы не потерпеть неудачу снова. Говорят такому еврею, что и вставший на путь раскаяния должен сотворить из физической реальности дом для Б‑га, наоборот, именно от этого зависит полнота раскаяния.
И все же остается возможность ошибаться и думать, что до той поры, пока человек полностью не раскается, не может быть и речи о создания Пристанища для Б‑га, как сказано: «Злодею же говорит Всесильный: «Зачем ты разглагольствуешь об уставах Моих, союз Мой берешь в уста свои?» (Теѓилим, 50: 16). В этом случае стоит прислушаться к третьему мнению, которое учит, что повеление «И устроят они Мне святилище» не отменил даже грех золотого тельца и что даже до совершения полного раскаяния еврей и может, и должен сделать жилище для Б‑га в этом мире.
А если спросят, как грешник может построить Мишкан для Б‑га, ответ заключается в том, что когда злодей изучает Тору и исполняет заповеди, он, в конце концов, приходит к состоянию, которое описано в Талмуде: «Сказал Всевышний: «Пусть даже Меня оставят, лишь бы Тору Мою сохранили!» Ведь свет, кроющийся в ней, возвращает к Источнику» (Иерусалимский Талмуд, трактат «Хагига», 1: 7).